Словесница Искусств

О Юлии Туркиной, стремившейся сделать мир лучше

Нет ничего бессмысленного, незначащего, достойного забвения, каждое явление, каждое имя, каждое действие обладает значимостью в силу самого факта своего бытования... История для того и существует, чтобы ничего не забывать.
В. Н. Прокофьев, искусствовед

Город многолик. Это не только дома, пространство улиц, площадей, парков. Город — это люди, его населяющие, их жизни, это следы их деятельности, созидательные и разрушительные, которые есть история города. Они сопровождают нас на каждом шагу и могут вызвать самые разные реакции.

Выгоревший трафаретный портрет М. Ю. Лермонтова на стене барака Гупровского городка в Хабаровске, уже едва заметный под наклеенными сверху пестрыми бумажками объявлений, неожиданно напомнил об одной маленькой городской истории.

Где-то в конце 1990-х — начале 2000-х, по хабаровскому телевидению в новостях прошел короткий репортаж о женщине, которая разместила на стене набережной речного вокзала два барельефа с изображениями адмиралов П. С. Нахимова и С. О. Макарова. Репортер поведал о том, что это была инициатива самой женщины, что она сама их вылепила, что проживает она в Гупровском городке и личность там известная: регулярно выпускает стенгазеты о знаменательных событиях, юбилейных датах и праздниках, об известных художниках и литераторах. Стенгазеты делает вручную и развешивает на стенах домов Гупровского городка. Совершенно убеждена, что это нужно для его жителей. Репортаж был позитивным, радостным и выделялся на фоне всего происходящего вокруг. Его авторы не скрывали удивления: «Как это?! Разве такое может быть, так активно и бескорыстно проявлять инициативу? Необычно! Интересная женщина!»

А потом поплыли детские воспоминания: скульптурный цех Хабаровского отделения Художественного фонда, еще старый — длинное бревенчатое приземистое здание со световым фонарем посередине. Во дворе цеха штабелями лежали доски, кучи песка, глины, большие куски мрамора. Доски в основном кедровые, длинные, широкие (тогда такие еще были). Разогретые солнцем, они источали хвойный аромат. На некоторых сохранилась кора с зеленым мхом, ее интересно было отдирать.

Двор зарос травой. Высоченный бурьян у забора образовывал таинственные рощи. Везде были разложены цементные параллелепипеды заготовок памятников. На темной траве ярко белела удивительная по красоте мраморная фигура — памятник утонувшей молодой спортсменке работы И. Н. Кукарина, совершенно забытого ныне скульптора, но, кажется, гениально одаренного ученика знаменитого М. К. Аникушина, который работал в 1960–70-х в Хабаровске. В цехе трудились и другие скульпторы: невысокий, неторопливый, в очках с толстыми стеклами, неизменно с кожаным портфелем А. П. Мильчин — автор памятника Е. П. Хабарову; молодой и порывистый, чем-то похожий на гайдаевского Шурика Э. Д. Маловинский; молчаливый и доброжелательный Н. К. Геец, долгое время потом преподававший скульптуру в Благовещенске. Изредка появлялся мощный Л. П. Зайшло. Рассказывали, что он запросто переносил с места на место 150-килограммовую скульптуру. Сейчас, наверное, нелишне напомнить, что на его счету такие монументальные работы, как памятник борцам за власть Советов («Памятник партизанам») и памятник М. Горькому в Хабаровске, памятник С. Лазо в Переяславке и другие.Более шумной и заметной в цеху была работа крупных дядек-форматоров: они снимали формы со скульптур, полировали памятники, набирали мозаики. Клубилась густая белая пыль, громко работали электромоторы, лилась вода для шлифовки камня. Стоял специфический запах цементного раствора и мокрого мрамора. А рядом, в сарае эти же дядьки строили лодку для своих путешествий по Амуру. «Все впечаталось в память ребенка...». Вот, как будто наяву слышу громкий голос: «Женя, Женя, смотри какая гусеница!» Бегу. Вижу: через дощатый тротуар переползает какая-то невероятных размеров гусеница, толстая, большая. Ползет уверенно, неторопливо, шевелит коричневым телом, ощупывает пространство гибкими рожками. А звала меня подивиться гусенице та самая женщина, про которую был репортаж, Юлия Николаевна Туркина. Правда, привычно все ее звали просто по имени, за глаза добавляли фамилию. Тогда она еще была молода, работала в скульптурном цехе форматором. В свое время училась на скульптора в Ленинграде, в Академии художеств, но, кажется, по каким-то обстоятельствам была вынуждена оставить учебу. Рассматривали мы с ней гусеницу долго, пока та не скрылась в траве.

Работа форматора тяжелая, не женская. Тяжело ворочать гипсовые формы, долго и упорно шлифовать скульптурные изделия. Мужики почему-то не доверяли Юле пользоваться механическими станками, и работала она вручную, шлифовальными брусками. Мне хорошо запомнились стертые до крови пальцы ее рук. В цеху был у нее свой маленький уголок для переодевания и обеденного перерыва. Там же она делала свои небольшие работы «для души». Я даже как-то позировал ей. Добросовестно простоял несколько сеансов. Этот скульптурный этюд «Мальчик с обручем» был переведен в гипс, подарен мне и сохранился до сих пор.

Так вот и жила Юлия Николаевна: трудно зарабатывала свой хлеб, работала по возможности творчески, приносила работы на выставкомы, иногда они выставлялись. Ухаживала за могилами умерших художников, у которых не осталось родственников, реставрировала памятники, не только им, а и другим людям, там, где были скульптурные изображения, — это было в ее характере. Бескорыстно, естественно.

Идея украсить набережную рельефными портретами славных русских адмиралов возникла у нее, видимо, во время поездок на дачу, на теплоходе. Юлия Николаевна ездила туда часто, сначала с мамой, потом одна, общалась с дачниками, делала наброски. Так или иначе, появились эти два барельефа, обратившие на себя внимание общественности. Располагались они на выступе стены набережной, где раньше стоял дебаркадер. Вот захотел и сделал человек для города полезное дело. Барельефы сохранялись в течение нескольких лет. Изображение Макарова исчезло раньше, и не удалось его зафиксировать. Портрету Нахимова повезло больше, он вынес даже небывалое по силе наводнение 2013 года, пробыв больше месяца под водой. Вот так он выглядел на снимке, сделанном уже после этой небывалой для Хабаровска стихии. Позже исчез и он. То ли нашлись на него вандалы, то ли неуместно ретивым коммунальщикам не угодил. Теперь это место заняли жаждущие самовыражения придурки своими граффити. Видимо, коммунальщикам они понятнее.

Дальше совсем печально. Летом 2013 года, входя в дачный теплоход, вдруг ловлю себя на мысли, что давно уже не слышал низкого женского голоса с привычным «Женя, привет!». Больше месяца, наверное. Пытаюсь выяснить, что могло случиться, у нашего общего знакомого скульптора. Ему удалось встретиться с соседкой Юлии Николаевны, от которой узнал, что в день получения пенсии она пошла на почту и домой больше не вернулась. Поиски результатов не дали.

Вот так: «Нехотя вспомнишь и время былое, вспомнишь и лица, давно позабытые...». Вот такое неожиданное воспоминание о жительнице нашего города, которая прожила трудную жизнь, но по-доброму относилась к ближним и стремилась сделать мир лучше. Не хотелось бы, чтобы этот маленький, светлый и трагичный эпизод из истории Хабаровска и все, что вспомнилось в связи с ним, безвозвратно кануло в Лету.

Евгений БАЗИЛЕВИЧ