Среди старинных тунгусских названий, встречающихся на Амуре, слово «сусу», или «сучу», упоминается неоднократно.

До чего же удивительна порой судьба древних находок и причудливы пути их странствий! Когда, скажем, золотой динарий римского легионера, потраченный на выпивку близ Колизея, вдруг обнаруживается в далекой Маньчжурии, а лазуритовую серьгу согдийской красавицы находят в приамурском кургане... Так и некоторые находки из фондов Хабаровского краеведческого музея, не нашедшие места в экспозициях, а потому хранящиеся подальше от глаз людских, однажды всплывают в памяти, наполняя грустью...

Насколько я знаю, винтовкой с оптическим прицелом эмигрант Валерий Янковский не пользовался, но его меткой стрельбе и умению выслеживать зверя мог бы позавидовать любой снайпер. И этот охотничий дар едва не сыграл роковую роль в его биографии. Но прежде чем рассказать об этом эпизоде, напомню об эмигрантской эпопее Янковских — наших удивительных соотечественников, обживавших некогда Приморье, а затем выброшенных на чужбину, но сохранивших и там добрые чувства к своему неласковому отечеству.

Память о детстве, как правило, окрашена в теплые, солнечные тона. Моя память — тоже. Но... как бы я ни старался вспоминать только хорошее, смутное чувство тревоги все же настигает меня, и эта неуверенность в прошлом делает зыбким и настоящее, гонит прочь от семейного очага. Да и какой очаг может быть у поэта, странника, человека с оружием? Разве что походный костерок или комната в офицерском общежитии, коими судьба щедро одарила моих родичей. Отец говорил, что такой жребий — от ссыльных, мятежных предков, высланных некогда с Дона в Забайкалье, живших там в течение многих поколений и даже разбогатевших, но затем в одночасье порушенных, высланных — теперь уже в Красноярский край, но продолжавших служить неласковому отечеству своему верой и правдой. И служба эта была... цвета хаки, в погонах разных оттенков — от темных, артиллерийских, до небесной синевы, военных летчиков. Вот с этих, детских, «военных» воспоминаний и начну свой рассказ...

Краеведы со стажем помнят, что академик Алексей Павлович Окладников любил проводить исторические параллели и сравнивал дальневосточные города со знаменитыми центрами античного времени. Так, по его словам, Благовещенск по рельефу напоминает Неаполь, а Хабаровск похож на Рим. «И вообще, — добавлял ученый, — Хабаровск — это место, где люди селились и тысячу, и десять тысяч лет назад».

Казалось бы, какое нам дело до римских легионеров, ордынских батыров и немецких ландскнехтов, некогда рубившихся тяжелыми мечами? Но многие мужчины до седых волос зачитываются историческими романами о тех славных временах, а порой и создают военно-исторические клубы, мастерят «старинное» оружие и даже разыгрывают батальные сцены, облачившись в доспехи былых эпох.

Однажды в детстве к ней привели «врачующего» оленя. Рогатый зверь наклонился над прихворнувшей девочкой, раздул ноздри, обдал жарким дыханием. Ребенок боязливо разглядывал оленью морду, прислушивался к звукам бубна и голосу шамана, упрашивающего зверя вытянуть хворобу из детского тельца. Животное покорно обнюхивало больную, и той делалось легко, жар будто спадал, глаза зверя казались ей добрыми, загадочными...

Лет двести назад из древнего стойбища Кондон, которое находилось недалеко от озера Эворон, в верховья таежной реки Кур, переселилось несколько самагирских семей во главе со старейшиной Нэсикэ. В память о родном стойбище новое селение назвали Кондока.

Казалось бы, что общего между древним британским святилищем Стоунхендж и нижнеамурским мысом Аури, что в Ульчском районе? Но для хабаровского археолога и художника Николая Спижевого такая связь существует, и почувствовал он ее внезапно, интуитивно, еще когда делал первые шаги в археологии.

Если кто думает, что к рукописям писателя-эмигранта Всеволода Никаноровича Иванова, нашего именитого земляка, редакторы относились с великим почтением, тот ошибается: страницы буквально исчерканы вдоль и поперек. И это, в общем-то, нормальное для литературной среды явление. Другое дело — кто и как реагирует на такую правку.