Венгерские страницы

Музыканты

Бывший доходный дом Архипова. На втором этаже находилось благотворительное кафе «Чашка чая». Фото начала 1920-х Летом 1916 года в результате Брусиловского прорыва прифронтовые лагеря для военнопленных наполнялись быстро, и пленных австро-венгров повезли далеко за Урал, в Забайкалье и на Дальний Восток. В Хабаровске, на Красной Речке, пленных размещали в лагере, часть зданий которого дожила до наших дней.

Судьбы военнопленных складывались по-разному. Офицеры и в плену были привилегированной кастой, что наводило солдат на размышления. В свою очередь, солдаты, за десять тысяч верст от фронта, не были под особым надзором со стороны русских властей, встречались с населением и видели, что русские совершенно такие же люди, как сами пленные, и заботы рядовых граждан очень похожи. Кое-кто из пленных охотно пошел на стройки города, нашлись и музыканты, составившие вполне профессиональный оркестр, игравший в ресторане «Чашка чая» на Муравьево-Амурской улице. Оркестранты квартировали в городе, на улице Михайловской. Вполне вероятно, что в лагере они были редкими гостями. Ну а город что? Думается, приглядывал, но особенно не беспокоился.

Оркестр австро-венгерских военнопленныхНаступил февраль 1917 года, затем октябрь, провозгласивший мир народам. Пленные, предчувствуя скорое возвращение домой, проявили к новой власти сочувствие, тем более что привилегии офицеров пошатнулись. 25 декабря 1917 года на Дальнем Востоке была провозглашена советская власть. Уже 14 апреля 1918 года из Хабаровска в Венгрию отправилась первая партия пленных, но дальше Самары поезд не пошел: венгерские власти отказались принимать «зараженных большевизмом» солдат, и состав покатил назад.

Тем временем в стране наметилось противостояние старого и нового. 24 августа 1918 года в Хабаровске объявили осадное положение, началась эвакуация советских учреждений, а 5 сентября в город вошли казаки атамана Ивана Калмыкова. Тем же днем в городском саду, на утесе были расстреляны 16 австро-венгерских музыкантов из «Чашки чая». Как рассказывает мемориальная доска — «за сочувствие Советской власти». Вывели их якобы на утес, расстреляли, а тела побросали в Амур. Были у этого расстрела случайные свидетели. В описываемые времена ныне покойный старожил Хабаровска Яков Евстафьевич Щур работал на складах вблизи утеса. Он было высунулся из дверей, но был схвачен хозяином за шкирку и, получив тумака, носа больше не высовывал. А потом видел, как к утесу прошли подводы, нагрузились и убыли в неизвестном направлении.

В более поздние времена родились версии о причинах их казни. По одной из них, музыканты вместо запрошенного Калмыковым «Боже, царя храни» сыграли «Интернационал». По другой версии, они сказали: «Не играли для красных, не будем играть и для белых». Но вероятнее всего другая. Музыканты при советской власти играли без малого год, и, по большому счету, какая была им разница, кому и что играть в кабаке. Советская власть их не заперла в лагерь и не «аннулировала», значит, было взаимопонимание, о котором и донесли белым. Выходит, что убили на всякий случай, «за сочувствие», как о том извещала памятная доска. Причина демонстративного расстрела целого оркестра вряд ли откроется до конца. Может, добавятся версии. Вот одна из них.

Татьяна Яковлевна Иконникова написала замечательную книгу «Военнопленные Первой мировой войны на Дальнем Востоке России (1914–1918)» Книга, а точнее монография, построена на материалах архивного фонда, который никто и никогда, с момента передачи папок в Москву, не открывал. Читая монографию, я узнал, что подобных оркестров в Хабаровске и на Дальнем Востоке было несколько. На излете царского режима, из псевдопатриотических побуждений их пытались прикрыть, но вмешалась общественность и отстояла оркестры, поскольку они приносили казне доход. Случалось, давали благотворительные концерты в пользу инвалидов войны. Оркестры играли и при советской власти, и никто их не притеснял. Татьяна Яковлевна цитирует хабаровскую газету «Наше слово» за февраль 1921 года. Там излагается «дамская» причина расстрела: якобы некоторые жены калмыковских «приспешников» увлекались «стройными фигурами» музыкантов. На статью не найдено опровержения в иных источниках.

По моему мнению, музыкантов расстреляли не за сочувствие, а за сотрудничество с советской властью, пусть и при политической нейтральности. Извольте комментарий: Василия Васильевича Плюснина, организовавшего в Хабаровске первую коммуну для детей-сирот, калмыковцы уведомили, что не расстреливают его лишь из уважения к его почтенным родителям. И еще: патриархально воспитанные, богобоязненные и мужебоязненные русские женщины тех поколений в отличие от мужей редко бывали «склонны к измене».

Первый, чугунного литья, вариант мемориальной доски на утесе появился к сорокалетию Октябрьской революции. В 1967 году в Хабаровске установили целую серию досок, посвященных именам и событиям времен Гражданской войны. На той же волне металлическую доску заменили на мраморную.

Пленные умирали, кто от ран, кто от непривычно сурового климата. Хоронили их на Михайловском (военном) кладбище неподалеку от железнодорожного вокзала, там, где сейчас краевое управление ГИБДД и гаражный кооператив. Кладбище закрыли в начале 1940-х годов, а потом на глазах горожан там началось интенсивное строительство. Подход к застройке бывшего погоста был, мягко говоря, не очень тактичным. Из грунта ковшом извлекали полуистлевшие доски и человеческие кости и вывозили в отвал.

Не столько волею судеб, сколько людей, в том числе заботами известного краеведа А. М. Жукова, из-под бульдозера удалось выхватить базальтовый памятник с братской могилы умерших в плену в 1916 году офицеров и нижних чинов австрийской, венгерской и германской армий. Памятник был отреставрирован и в 1994 году установлен перед зданием автовокзала. Это единственная память о кладбище, где были похоронены и русские воины, и просто граждане Хабаровска. Возможно, там же покоились музыканты, исполнявшие знаменитые венские вальсы Штрауса.

Саз Иштван Андраш

«Сражаясь за Советскую власть, я буду сражаться за освобождение от эксплуататоров своего народа», — примерно с такими словами вступил в ряды Красной гвардии еще один пленный венгр, Саз Иштван Андраш, в русском написании Стефан Сусс-Андриевский.

Из материалов, имеющихся в распоряжении Общества охраны памятников, следует, что Сусс-Андриевский родом из Сазречени (Трансильвания), из семьи учителя и сам до войны был учителем. Уходя на фронт, оставил жену с двумя детьми. Понимание смысла войны и роли в ней рядовых граждан пришло в плену и привело поручика австро-венгерской армии в ряды защитников советской власти.

Андриевский координировал действия Уссурийского фронта и Амурской речной флотилии. 7 сентября 1918 года японцы захватили флотилию как военный трофей. Справедливо опасаясь, что большевики не позволят растаскивать народное добро, сразу начали наводить там «новый порядок». Пошла, по нынешней терминологии, зачистка, в процессе которой схватили и Сусс-Андриевского. Для него была организована персональная прилюдная расправа. 11 сентября в район нынешнего 179-го завода привели избитого Андраша и, пояснив согнанным сюда жителям, что это большевик, который воевал против японцев, отрубили голову.

Накануне празднования сорокалетней годовщины очищения Дальнего Востока от белогвардейщины и закордонных интервентов Краснофлотским районным исполнительным комитетом принято решение об установке на месте казни памятного знака. 22 января 1964 года, в соответствии с решением № 237 от 12 октября 1962 года, обелиск был открыт.

В том самом лагере на Красной Речке, через который прошли сотни пленных венгров, чехов, австрийцев и немцев, пришлось побывать итальянскому барону Роберту Людвиговичу Бартини, впоследствии советскому авиаконструктору. Мемориальной доски ему нет пока лишь потому, что при жизни он, создатель авиационной техники, превосходившей многие отечественные и зарубежные аналоги, был скрыт от глаз прессы. Пишу об этом в надежде, что однажды появится на улицах Хабаровска и это имя.

Возможно, младшие офицеры Саз Иштван Андраш, Роберт Бартини и Бела Франкль, «заразившиеся» коммунистическими идеями в том лагере, знали друг друга, все трое стали коммунистами. Но такие сведения могут теперь обнаружиться лишь случайно.

Мате ЗалкаМате Залка

Имя Бела Франкль читателям скорее всего неведомо. В разные времена его знали под именами Мате Залка и генерал Лукач. Судьба Матвея Михайловича (так звучало его имя по-русски) очень богата событиями, под каждым из имен он исполнял разные задачи, на первый взгляд трудносовместимые.

Родился он 23 апреля 1896 года в селе Мотольги неподалеку от городка Матесалка, названного так в XIII веке в честь графа Залкаи. Был девятым ребенком в семье небогатого арендатора корчмы. Отец желал сделать сына коммерсантом и направил на учебу в высшее коммерческое училище в город Сатмара. Сын писал стихи и пьесы, участвовал в студенческом самодеятельном театре и, похоже, не очень желал стать коммерсантом. Училище окончил осенью 1914 года. Как и большинство его образованных сверстников по обе стороны линии фронта, добровольцем пошел воевать. В январе 1916 года он уже в звании кадета. Вблизи местечка Добердо, участвуя в жестоких боях, очень быстро расстался с романтическими представлениями о войне. В дневнике от 13 мая появляется запись: «Людей натравливают друг на друга. Кто ответит за это массовое убийство».

В июне 1916 года командир взвода подпоручик Франкль на Восточном фронте, пытается противостоять солдатам генерала Брусилова. Раненный одиннадцатью осколками гранаты, он был подобран русскими санитарами, «заштопан» в русском госпитале и в эшелоне военнопленных направлен через всю Россию в Хабаровск. В общей сложности войска Брусилова пленили более полумиллиона солдат.

Лагерь на Красной Речке набит плотно, офицеры питаются вполне нормально, даже получают некоторое денежное содержание, а младшим чинам потруднее. Бела Франкль с единомышленниками пытается оказывать солдатам помощь, но друзья-офицеры настоятельно не рекомендуют заниматься филантропией. Морозной зимой 1916–1917 годов, когда от холода и болезней участилась смертность среди пленных, наступило прозрение. Подпоручик австро-венгерской армии в 1917 году пишет антивоенную пьесу и подписывает ее именем Мате Залка. Он определил свою судьбу и взял псевдоним, дабы не подвергать опасностям семью. И довольно скоро венгерская охранка плотно занялась его персоной, но безуспешно.

В октябре 1917 года Бела Франкль с любопытством воспринял известия о первых декретах советской власти. После заключения Брестского мира он с первой же партией военнопленных уезжает на родину, но до Венгрии не добирается.

25 мая 1918 года восстали чехи. Известие застало будущего писателя в Новониколаевске, и он записывает в дневнике: «Куда девался мой пацифизм. Знаю, что мое участие в боях неизбежно». К концу года Красная армия основательно потеснила Белую и ее союзников. Пленных мадьяр, в числе которых был и Мате Залка, белые вывозят в лагерь под Красноярск, подальше от фронта. Здесь писатель уже осознанно входит в подпольную марксистскую группу. 30 июля 1919 года в лагере вспыхнуло восстание, белые восстание подавили и уничтожили почти всю подпольную группу. Мате Залке с небольшой группой удалось уйти в тайгу и войти в состав партизанской армии Щетинкина. Там сформировали 1-й интернациональный полк, командиром 1-го батальона в нем назначили Залку. В апреле 1920 года полку поставили задачу сопровождать эшелон с золотом, выведенным колчаковцами из хранилищ Казани. Задача была выполнена. Командир охраны Мате Залка награжден черкесским кинжалом, украшенным серебром (есть сведения, что золотым оружием).

А потом писателя понесло по фронтам Гражданской войны. Летом 1920-го — бой на Южном фронте, осенью — бои на Перекопе. И везде он вел дневник. Не дневник даже, а ключевые слова к будущим рассказам и повестям. В 1922 году уже в качестве красного дипкурьера посетил Центральную Европу, страны Скандинавии, Китай, Турцию, Иран, Афганистан. С оружием расстается лишь в 1923-м. Демобилизовался, но по специальному разрешению наркома обороны Климента Ефремовича Ворошилова продолжал носить военную форму без знаков различия. Регулярно проходил военные сборы и в сорокалетнем возрасте совершал прыжки с парашютом для пропаганды этого дела в Красной армии. На командирских курсах в начале 1930-х он уже фигурирует как Лукач.

Он везде создавал что-то новое: формировал армейское литобъединение ЛОКАФ, организовал вечер советской книги, участвовал в автопробеге. Залку выдвинули на десятка два-три общественных дел, писать получалось лишь урывками. Однажды он возмутился и сочинил в писательскую организацию «телегу», где перечислил семнадцать общественных дел. После этого стало полегче.

Первый свой рассказ «Ходя» Матвей Михайлович написал в 1924 году. Героем произведения стал невыдуманный китаец, волею судьбы оказавшийся в Европейской России и защищавший советскую республику наравне с русскими и теми, кто нашел в России свою родину. Рассказ был опубликован в журнале «Октябрь» в том же 1924 году. После этого Залка стал писать новые рассказы о рядовых солдатах, их бедах, заботах и мечтах. Писал на венгерском, потом коряво переводил на русский и бывал нещадно критикуем. Но дело двигалось. Уже в 1930-е годы он неплохо знал оттенки русского языка и начал этим пользоваться, его произведения становились образнее. Еще сидя в окопах под Добердо, он думал о том, что когда-то об этом напишет. Роман зрел в его мыслях, и незадолго до начала войны в Испании «Добердо» начал появляться на бумаге. Его главный герой лейтенант Матраи вобрал черты характера самого Залки, и в некотором смысле произведение автобиографично.

Все молодые писатели того периода — выходцы из войны. Конечно же, человек, владеющий револьвером и шашкой, прыгающий с парашютом, награжденный орденом Красного Знамени и именным оружием, — это их человек. Он дружил с Николаем Островским, Всеволодом Вишневским, Дмитрием Фурмановым, учился у Максима Горького. Число его произведений приближалось к семидесяти.

Европу начало потряхивать в предвоенной лихорадке. В Италии правит журналист с манерами клоуна Муссолини, Германию оседлал Гитлер. А в Испании к власти пришли республиканцы, и это Европе очень не понравилось. 17 июля 1936 года в испанском эфире прозвучала несколько раз подряд фраза: «Над всей Испанией безоблачное небо». Это генерал Франко дал заговорщикам команду на начало мятежа. В те самые дни Матвей Михайлович в украинском селе Белики писал роман «Добердо». Услышав о начале гражданской войны, он принял решение — ехать. Работая едва не круглосуточно, он поспешно завершил роман и отбыл в Испанию. Печатать его начали в журнале «Новое время» с апреля 1937 года.

Через Стокгольм и Париж в середине октября 1936 года Матвей Михайлович попал в Испанию — в небольшой городок Альбасете, где создавались первые интернациональные бригады. Пауль Лукач получил звание бригадного генерала и начал формировать бригаду под номером 12. Не менее дюжины национальностей было в ней, и каждому хотелось, чтобы командиром стал его земляк. Лукач решил вопрос дипломатично: «Товарищи, чтобы никого не обидеть, я буду говорить на языке Великой Октябрьской социалистической революции». Площадь, где проходил митинг, утонула в громе аплодисментов.

От имени бойцов Матвей Михайлович написал обращение к народу Испании о создании новой интербригады, текст был опубликован во многих испанских газетах. Начиналось обращение словами «Народ Мадрида», завершалось: «Салют, камарадас!»

Он оказался неплохим хозяйственником. За короткое время сумел всю свою пехоту усадить на автомобили, поэтому вскоре бригаду стали направлять туда, где было тонко и трещало, и она получила неофициальное название «пожарной команды». В боях под Гвадалахарой сумел скрытно сосредоточить ударный кулак, чем обеспечил разгром итальянского экспедиционного корпуса. Волонтерская дивизия «Промысел господний» вообще перестала существовать. Свой день рождения 23 апреля 1937 года отметил кратким письмом домой: «Мало сделано. Мало успел...». 11 июня в разведке Лукач был тяжело ранен осколком снаряда и через сутки скончался. Его хоронили воины бригады и большие правительственные начальники. В день похорон в садах Валенсии были срезаны все розы. Сорок два года спустя, 11 июня 1979 года, прах его перезахоронили в Будапеште. Его кинжал передали в музей военной истории ВНР.

Ну разве вместишь такую жизнь в короткую надпись на мемориальной доске? Конечно нет, но оставшиеся после него книги могут многое досказать. В Хабаровске доска Мате Залке установлена в 1967 году, накануне 50-летия Октябрьской революции.

В книге Михаила Васильевича Водопьянова я прочел, что в штаб к Лукачу прилетал бывший водопьяновский самолет-разведчик Р-5 № М10-94, на котором знаменитый летчик спасал экспедицию челюскинцев. Вряд ли Матвей Михайлович узнал тот самолет, вылетавший в Арктику из Хабаровска. А его обломки вскоре упокоились в испанской земле.

Алексей ВЕЖНОВЕЦ
Фото из книги «Объекты культурного наследия. Памятники истории и культуры Хабаровского края», изд. «Российский медиа альянс», 2006; с сайта http://prokhv. ru/articles/history3/ и автора