В Харбин через полвека...

Лобода (Котт) Ирина Степановна родилась в 1946 году в Харбине. В 1954-м семья выехала в Россию на освоение целинных земель. С 1957 года по настоящее время проживает в Хабаровске. Автор книг «Харбиночка», «А у нас во дворе»…с хвостиком. Хвостик небольшой, всего 4 года, но, как ни крути, он многое значит, когда сумма составляет 54. Вот так сложно я вышла на цифру моего последнего свидания с Харбином. А я там не была со дня нашего отъезда в Россию.

Конечно, хочу увидеть Харбин… Я не знаю своего ощущения при встрече с ним и боюсь, что вряд ли мне будет помощницей память восьмилетней девочки, прожившей в Че-Ян-Хе до отъезда в Россию. Хотя я многое помню с раннего детства.

Поездка в итоге состоялась. В Харбин мы отправились с дочерью. Купленная путевка гарантировала прямое сообщение Хабаровск — Харбин, гостиницу и завтрак. А разовая виза — свободу перемещения и уклада жизни.

Вагон был прицепным. В основном китайцы, русских мало. Наше купе тоже интернациональное.

— Ну, вот, — буркнула дочь. — Этого еще не хватало!

— Обожди, давай попробуем с ними договориться, — успокаиваю я ее. И поскольку наши соседи не говорят по-русски, пытаюсь жестикуляцией объяснить свою просьбу. Первая попытка была неудачной. Мои хаотичные взмахи попутчики приняли как просьбу поменять наши удобные нижние места на верхние полки. Удивленно и радостно они подтвердили свое согласие.

— Нет, нет, — я отрицательно покачала головой, изобразив движением пальцев шагающего человека из нашего купе. Но, взглянув в их удивленные глаза, поняла всю безнадежность переговоров.

— Да ладно, — махнула рукой Лена. — Перетерпим.

К нашему удивлению, китайцы оказались на редкость деликатными и доброжелательными. Особенно наша дружба окрепла после почти восьмичасового простоя в Гродеково.

Нас попросили выйти из вагона вместе с вещами. Дежурная, сопроводив в зал ожидания, ушла. Сложив на кресле свои пожитки, решили осмотреться. В зале только мы, представители международного вагона-бедняги, который все время мотается в конце состава для удобства многочисленных маневровых работ. Камеры хранения нет. Туалет закрыт. Негде перекусить.

А таможня в это время проверяет груз у 800 челноков. Красные и потные от тяжести и нервного напряжения, они тащат свои развороченные баулы, не церемонясь в выражениях. Мы периодически заглядываем в зал досмотра, с тоской отмечая их нескончаемость. Наконец нам разрешают вернуться в вагон. После нудного многочасового ожидания он кажется родным, здесь можно расслабиться и поболтать с соседями. Действительно, трудности объединяют. Разноязычность уже не помеха, мы понимаем друг друга, узнавая все больше о своих попутчиках.

— Никогда не думала, что китайцы такие приятные люди, — задумчиво говорит дочь, когда, еще раз поулыбавшись и помахав рукой, мы прощаемся с нашими соседями. До Харбина едем одни.

На перроне нас встретила переводчица Наташа. Проводив в гостиницу, которая находилась на привокзальной площади, объяснила, как, где и что, оставив на прощанье контактный телефон.

Первый день в Харбине. Я не буду описывать по отдельности все восемь дней нашего пребывания. Попытаюсь их объединить единой картиной эмоционального восприятия города. Мне трудно что-либо сравнивать. Я не знаю центр старого Харбина. В памяти остались только картины Че-Ян-Хе, нашей улицы, Сунгари, школы. Не хватает Николая Заики, который многое смог бы рассказать и объяснить. У меня есть его адрес и телефон, а также фотография дома, которую подарила Надежда Борисовна Яковлева, поклонница старого и нового Харбина.

Наверное, не сезон. В городе нет европейцев. Китайцы не говорят даже на ломаном русском языке, но молодежь знает английский. Зато не владею им я. В первый же день умудрилась заблудиться. Визитка гостиницы почему-то не помогала, китайцы читали, пожимали плечами, и я шла дальше, все более удаляясь от места проживания. Выручила старая китаянка. Взяв у меня визитку, она, обращаясь то к одному, то к другому, привела к гостинице, крепко держа за руку.

Все последующие дни мы знакомились с городом. Я почти не отличалась от любого туриста, посещая традиционно развлекательные места. Кроме одного.

Я здесь родилась. Когда-то давным-давно на свет появилась малышка, чей первый вздох и первый крик приняла и услышала эта земля. И чем дольше мы жили в Харбине, тем больше я чувствовала это время.

А дом Николая Заики мы все-таки нашли. Сам же хозяин был в Австралии. Но поговорить нам удалось. Спасибо ему за то, что, находясь на значительном расстоянии, помог сориентироваться в ситуации. Зная, что я жила в Че-Ян-Хе, организовал поездку, при этом уточнив, что школа, в которой я и моя сестра учились, сохранена. Конечно, от нашей улицы почти ничего не осталось. На месте дома, где мы арендовали квартиру, многоэтажка, но школа стоит на прежнем месте. За все эти долгие годы она не подвергалась капитальному ремонту, а поэтому планировка, дощатый пол, стены, окна — все было как в моем далеком детстве.

Харбин. 2008. Здесь когда-то была маленькая Ченхэйская школа.  За пятьдесят лет здание совсем не изменилосьЯ зашла в свой класс… От волнения сжалось сердце. Учительница дважды пересаживала меня, и я точно смогла найти места, где стояли эти парты. Ольга Епифановна была строгой учительницей, и я ее очень боялась. Первый класс мне дался нелегко. Мешали заикание и внутренний страх. Удивительно, как много впитывает детская память! Помню эту дверь, с которой не спускала глаз в ожидании звонка, особенно с уроков чтения, как у меня не получалось чистописание. А вот маленький коридорчик, у окна которого я в слезах жаловалась старшей сестре. Все сохранила память, ничего не изменила.

…Летом школу переоборудовали под детскую площадку. Это была обычная детская площадка, без организации питания, объединяющая и контролирующая детей на летний период. Нашу воспитательницу звали Наташей. Молодая девушка с длинной, ниже пояса, объемной косой, развлекала ребят всеми доступными способами. На расставленных во дворе столах дети рисовали, лепили из глины фигурки, читали книги, по очереди заплетали и расплетали Наташину косу, малышей к которой не подпускали.

Но я особенно не переживала. Зайдя во двор школы и покрутившись среди детворы, незаметно исчезала через знакомую дыру в заборе, освобождаясь от нудного чтения, рисования и лепки. Иногда, побродив по улицам, я возвращалась тем же путем назад, но на меня никто не обращал внимания, и я, почувствовав тягучую скуку, вновь уходила через заборный пролом.

Помню, как проводилась заключительная линейка, и я, которая все это время, пересекая площадку по диагонали, исчезала в неизвестность, с надеждой и волнением ждала вызова к призовому столу. Конечно, меня не наградили. Линейка закончилась, все окружили Наташу, одетую в белоснежную кофточку, с чудесным букетом в руках. Последний раз трогали красиво уложенную косу, говоря прекрасные слова, слова благодарности и любви. А я опять ушла через знакомый пролом…

Как же это все было давно! Еще раз осмотрев здание, выхожу на улицу. Двор изменился, рядом с нашей построена новая многоэтажная школа для китайских детей. Собравшись кучкой, они с любопытством рассматривают нас. Нет прежнего забора, спортивной площадки, но я все равно их вижу, потому что память прочно вернула меня в детство, оградив от чужого вмешательства.

Последний раз щелкаем фотоаппаратом, работает камера. Прощай милый уголок детства, наш путь в сторону Сунгари. Для хабаровчан название реки служит сигналом бедствия из-за больших и массы мелких экологических бед. Периодические сбросы отходов в водоем, с которого берет питьевую воду большой город, вызывает неприязнь. Я боюсь увидеть грязную, замученную реку. Мое первое впечатление — Сунгари очень похожа на Амур. Последние годы он сильно обмелел, сравнявшись по размеру со свои притоком.

Мы спустились к берегу. Легкий ветерок морщинит водную гладь. Река пустынна. Подходим к старой водокачке, напротив которой играли в детстве и о которой писал мне Женя Ломакин, мой двоюродный брат, недавно посетивший Харбин. Нагибаясь к воде, осторожно набираю в ладони воду. Запаха нет. Сунгари стала чище.

Ирина ЛОБОДА