Только к ноябрю 1852 года переселились его первые жители, в основном казаки, из палаток в наспех срубленную из сырого леса казарму. В этом похожем на сарай строении, где дверь открывалась прямо на улицу, поместили 54 человека, вместе холостых и семейных — 34 мужчины, 11 женщин, 9 детей. Окна в казарме всю зиму были без стекол. Глинобитные печи дымили, удушливый чад шел от светильников с нерпичьим жиром. Здесь всегда были сырые стены и пол, а температура к утру опускалась до нуля градусов. Нетрудно представить, каково было людям после тяжелой работы на морозе, в ветхой одежде и при скудном питании, состоявшем из рыбы и крупы, возвращаться в темное и мрачное жилище. Однако и в этих немыслимых, по сегодняшним меркам, условиях наши предки умели не только трудиться (а за четыре года они построили город), но и отдыхать. Город развивался, а вместе с ним прорастали и укреплялись его культурные традиции. Часто после работы, и особенно в выходные и праздничные дни, жильцы первой николаевской казармы устраивали вечера с песнями, танцами и музыкой. О том, какие это были песни, танцы, какие музыкальные инструменты звучали, можно судить по свидетельствам современников и сподвижников Г. И. Невельского. Главный летописец зарождавшегося города — молодой мичман Александр Иванович Петров, бывший в то время начальником Николаевского поста. По его словам, в первой николаевской казарме в 1852 году пели «Летал голубь», «Со вьюном я хожу», «Как по ельничку, по березничку», «Как шел молодец вдоль по улице в конец», «Как на дубчике два голубчика». Более того, под них еще и плясали, делая их, как бы мы сейчас сказали, инсценированными. «С началом песни, — пишет А. И. Петров, — мужчины выбирают женщин, а женщины мужчин и ходят парами. И так как каждая песня кончается поцелуем, то и это исполнялось воистину. Кроме этого исполняли русский казачок под две балалайки с припевами „Как у наших у ворот“ и другими». Здесь нужно остановиться. Значит, первым музыкальным инструментом, звучавшим в первом доме будущего города, была балалайка. Истинно русский народный инструмент, неизменная спутница простого человека, крестьянина, солдата. Без нее не обходились тогда ни один праздник, ни одно торжество. Скучно было бы без балалайки, и об этом пишет А. И. Петров в ноябре 1853 года: «Вечерки наши начались по-прежнему, но не так уж весело — уехали запевалы и музыкант-балалаечник Волков, очень красивый собой». Упоминает о балалайке в письме от 17 февраля 1885 года и брат Екатерины Ивановны Невельской мичман Н. И. Ельчанинов: «У Геннадия Ивановича было до Великого поста до 6 танцевальных вечеров, на которых публика, танцуя под балалайки и несчастную скрипку, плясала от души... и раньше 3 часов ночи не расходились». А под какую музыку плясали? Кроме уже названных, это, вероятно, были знаменитые русские «Камаринская», «Барыня», «Ах вы сени». «Но всех забавнее, — вспоминает А. И. Петров в своей книге „Амурский щит“, — был танец „восьмерка“. Это своеобразная кадриль с добавлением разных фигур. Но мотив ее музыки так жив, что просто косточки ходят ходуном». Сегодня, проанализировав найденные нами варианты сибирской «восьмерки» и кадрили, можем с уверенностью сказать, что музыка «восьмерки» времен Невельского не что иное, как популярнейшая русская пляска «Подгорная» («Подгорка»). Осенью 1854 года в Николаевске появился такой серьезный инструмент, как фортепиано: он был снят с фрегата «Паллада», который не удалось ввести в Амур. Об этом читаем в книге А. И. Петрова: «В большие праздники, когда собиралось все офицерство, случались у Невельского танцы. Кто-то из молодежи играл на плохоньком фортепиано с фрегата „Паллада“. Дамы были Невельская и Бачманова, но кавалеры заменяли дам и плясали до упаду. Даже Геннадий Иванович пускался в кадриль».
19 декабря 1855 года, в день Николая Чудотворца, считавшийся тогда главным праздником города, состоялось открытие первого в городе клуба (позже угол улиц Кантера и Советской) — двухэтажного, крытого железом, в одиннадцать окон, с видом на реку. Внизу располагались зал, столовая, бильярдная, гостиная. На втором этаже — комнаты для проживания. В клубе уже играл небольшой оркестр, состоящий из двух скрипок, барабана, треугольника и тарелок. Но даже и под такую музыку, по словам А. И. Петрова, «танцевали с увлечением до двух и трех часов ночи. „Восьмерке“ отдавали преимущество». В 1857 году мичман А. И. Петров был назначен командиром школы юнг, воспитанников которой обучали и пению в хоре, игре на духовых инструментах. Из них стараниями губернатора Петра Васильевича Казакевича за два года был создан духовой оркестр. «В эту зиму (1858 года), — пишет А. И. Петров, — в клубе играла порядочная большая музыка — человек 20. Женушка моя порхала до упаду, танцевала она хорошо и любила танцевать...» И хотя сам Александр Иванович о пристрастиях к тому или иному музыкальному инструменту или танцу умалчивает, одно признание все же сохранилось: «После ужина была кадриль, кажется, танцевал и я» (1860 год). В 1861 году в городе построили новый клуб. Открытие его состоялось в день Николая Чудотворца — 19 декабря. Этот клуб, также двухэтажный, был еще лучше прежнего: с большим залом, гостиной, бильярдом и комнатой отдыха. На обстановку клуба отпущено было 10 000 рублей, на которые губернатор П. В. Казакевич выписал из Петербурга серебро, сервиз, мебель, портьеры и т. п. Для организации оркестра из Германии пригласили капельмейстера, «который в короткое время поставил хор (имеется в виду оркестр) на хорошую ногу». А. И. Петров пишет: «В тот же день (19 декабря) состоялся первый бал, на котором танцевали уже под хороший оркестр». И далее: «Образовалась духовая и балетная музыка. За зиму, один раз в неделю, были музыкальные вечера, и мы с удовольствием ездили слушать оперы». Балетная музыка, оперы... Как понять эти слова? Танцевальные вечера, несомненно, проходили под духовой оркестр. А вот балет и тем более оперу в таком сопровождении представить трудно. Значит, к этому времени в Николаевске существовал уже оркестр симфонического состава. Гитара была распространена меньше и упоминается в записках А. И. Петрова всего один раз в 1861 году. «Пассажир, младший офицер Долинин всю дорогу забавлял нас игрой на гитаре и пением русских песен». Гармонь в первое десятилетие от основания города нигде не упоминается. И это понятно: выпуск гармоней в Туле только-только начинался, и стоили они в сто раз дороже балалайки! Но уже в 1870-х в среде амурских поселенцев гармонь звучала вовсю. А осенью 1858 года в Николаевске появился поистине диковинный музыкальный инструмент: «Он (Д. И. Орлов) просил меня выслать два музыкальных ящика (механический заводной язычково-щипковый музыкальный инструмент с металлическим диском. — Прим. авт.) по моему вкусу, но чтобы один играл русские песни. Я исполнил в точности» (из книги А. И. Петрова).
Тема музыкальной культуры раннего Николаевска, разумеется, не претендует здесь на полноту освещения и ждет новых исследователей. За всю свою историю наш город переживал немало взлетов и падений, и сейчас для него настали нелучшие времена. Но хочется и нужно верить в возрождение культуры первого города на Амуре. Виктор БОЙКО |
|||
.jpg)
|
|