Миросозерцание

В. Арсеньев в удэгейском костюме. Фото из Госархива Хабаровского краяФрагмент брошюры «Лесные люди — удэхейцы» (1926)

Все удэхейцы — анимисты. По их воззрениям в природе нет ничего неорганического, все живое и все человекоподобное. Сама по себе земля есть колоссальное живое существо (Муцеляни). Голова земли находится на северо-востоке, ноги — на юго-западе. С этой точки зрения им понятны землетрясения. Вот почему удэхейцы никогда не задаются мыслью искать на земле начало жизни... Земля — сама жизнь, и потому все на ней должно быть живое и все человекоподобное.

По воззрениям удэхейцев, утесы и отдельные скалы — тоже люди, жившие раньше, но окаменевшие. Глядя на быстро бегущую воду в реке, они видят в ней живую силу: то тихую, то бурную, то бешеную, то покойно несущую на своих волнах хрупкую лодку, то размывающую скалы и ломающую вековые деревья.

Когда удэхейцы плывут на лодке или идут по тайге, они все время рассказывают друг другу, с кем что случилось, кто что видел, и по прихоти своего суеверия населяют тайгу разными чудесными существами.

Они кругом видят жизнь. Смерти нет. Она возможна только от козней злых духов... Вот почему охотник, найдя в тайге мертвого соболя, не тронет его и поспешно уйдет на другое место.

Лодку можно долбить из живого дерева, при этом и рубят его с особыми заклинаниями. Дерево, принесенное водою, — мертво. Великая опасность грозит человеку, который позарится на плавник и сделает из него себе лодку.

...Высшее божество — Бо Эндули. Оно бессмертно. Кроме него есть еще и второстепенные боги. Это будут: 1) Хэгуху Эндули, он ведает всей природой на земле, в том числе и растениями; 2) Буй Эндулини — покровитель животного царства. Последнему подчинены два лесных духа: Буй Адзани — хозяин зверей, которого удэхейцы представляют в человекообразном виде, но со звериной головой, с густой шерстью на плечах и на шее и с хвостом; другой дух — Онку — это страшный дух, преследующий охотников. Место обитания его можно сразу узнать. Здесь, на сопке, часто кричит заяц, днем ухает филин или лает собака. В тихую погоду завывает ветер и слышно, как шумят лыжи, кто-то свистит и бросается камнями, там слышны удары топора, скрип полозьев нарт и человеческие голоса. Тогда охотник заболевает. Надо как можно скорее уходить подальше от проклятого места, скорее устраивать бивак и с помощью особых заклинаний изгонять злого духа. Чем дольше держать его в себе, тем труднее потом будет освободиться от болезни. Кусунские удэхейцы говорят, что Онку является начальником всех зверей и птиц. Он же посылает людям соболей на охоте. Они изображают его так, что нижняя часть его тела — пень с кореньями, а верхняя — человекообразная. Это человек пожилых лет с копьем и стрелами в руках. Людям он не делает зла.

...Богом моря является седой старик Гинихи. Он хозяин рыб и морских животных (сюгзаа-адзани). Он посылает касатку нагонять рыб в реке и т. д.

После этих трех добрых богов следует целый сонм злых духов, которые мешают людям жить спокойно. Горный дух — Какзаму. Удэхейцы представляют его себе худотелым великаном, на тонких кривых ногах и с головой редькообразной, обращенной тонким концом кверху. Какзаму обитает в самых истоках рек среди скал и осыпей. Он хватает людей, превращает их в камни (када-ни) и заставляет окарауливать сопки.

...Черт Боко — это горбатый карлик, на одной ноге и с одной рукой. Он живет на болоте. Благодаря его козням люди часто блуждают в лесу и не могут найти дорогу.

Самый ужасный дух — Окзо. В виде страшной птицы с железными крыльям, с железным клювом и с железными зубами, он с быстротой молнии летает по всему свету. Великие несчастья он причиняет людям. Злые духи стараются напасть на шамана и ворваться в его дом. Для защиты от них он делает тун. Тун — это лиственное дерево, лишенное мелких ветвей. С него снимаются кора и древесина правильными чередующимися кольцами. Это лестница, по которой взбирается севон (дух) шамана, чтобы сверху посмотреть, не видно ли, где Окзо. Посередине ствола обычно вырезается человеческое лицо. Оно означает, что внутри дерева сидит дух, помогающий шаману, и как бы через отверстие смотрит наружу. На вершинах ветвей укрепляются деревянные изображения человека, зверей и птиц.

Если случилось несчастье и шаман погиб со всею семьей, в жилище его поселяется черт. Тогда он овладевает деревом тун и сам взбирается по стволу вверх для осмотра окрестностей. У туземцев в прибрежном районе между реками Такемой (современная Кема) и Кусуном тун ставился специально для того, чтобы Окзо не вторгся в жилище шамана. Вот почему удэхейцы боятся мест, где стоят покинутые тун. Они не ходят туда ночью, да и днем стараются обойти их стороною.

Гром — Агды. Это дух, изрыгающий пламя изо рта и имеющий вид змеи с лапами и крыльями. Если Окзо долго находится в одной местности, Эндули посылает Агды, и гром гонит черта. Окзо в страхе убегает. Вот почему на футлярах шаманского бубна всегда изображен гром в виде дракона, изрыгающего изо рта пламя.

Сидит ли удэхеец у огня, он смотрит, как двигаются языки пламени, колеблющиеся и замирающие, то короткие, то длинные. Он видит, как из углей образуются фантастические гроты и скалы, как все это быстро меняется и принимает другую форму и рушится. Он задумывается и приходит к убеждению, что огонь есть тоже жизнь. В каждом роде — свой огонь. Поэтому огонь нельзя резать ножом, ворошить палкой, рубить топором, заливать водою. Можно только поправлять щипцами, и вообще с ним следует обращаться осторожно. Уносить огонь из юрты нельзя. Это разрешается только мужчине-сородичу. У стариков хранится родовое огниво, которое передается в наследие из поколения в поколение. В этом огниве скрыта чудесная сила огня. Покойнику в гроб кладется также огниво, которое он и уносит с собой в царство теней.

Среди зверей есть запретные (тотемные) животные. Впереди стоят медведь и тигр. Это очень отдаленные сородичи. Чрезвычайно интересно сказание о происхождении удэхейцев. Некогда жил на земле один человек, Егда, со своею сестрою. Других людей не было. Однажды сестра говорит брату: «Ступай, поищи себе жену». Брат пошел. Шел он долго и вдруг увидел юрту. Войдя в нее, он увидел голую женщину, очень похожую на его сестру. «Ты моя сестра? — спросил Егда. «Нет», — отвечала она. Егда пошел назад. Придя домой, он рассказал сестре все, что с ним случилось. Сестра ответила, что виденная им женщина чужая и в этом нет ничего удивительного, потому что все женщины похожи друг на друга. Брат снова пошел. Сестра сказала, что и она пойдет в другую сторону искать себе мужа. Но кружною тропой обогнала брата, прибежала в ту же юрту, разделась и села опять на прежнее место голая. Брат пришел, женился на этой девушке и стал с ней жить. От этого брака родились у них мальчик и девочка. Однажды, в отсутствие отца, мальчик играл на улице и ранил стрелою птицу чинзипи. Она отлетела в сторону, села на ветку дерева и сказала: «Зачем ты меня ранил?» Мальчик ответил: «Потому что я человек, а ты птица». Тогда чинзипи сказала: «Напрасно ты думаешь, что ты человек. Ты родился от брата и сестры и потому ты такое же животное, как и все прочие». Мальчик вернулся домой и стал рассказывать об этом своей матери. Последняя испугалась и велела сыну ничего не говорить отцу, иначе он их обоих бросит в реку... Когда вернулся отец, мальчик начал было говорить о случившемся, но мать закричала на него: «Что ты болтаешь? Отец пришел усталый, а ты говоришь глупости!»

Мальчик замолчал. Ночью, когда все легли спать, отец стал расспрашивать сына, что с ним случилось... Мальчик рассказал все... Тогда Егда понял, что сестра его обманула. Наутро он на лыжах пошел в лес, нашел крутой овраг, раскатал дорогу и на самой лыжнице насторожил стрелу. Вернувшись домой, он сказал сестре: «Я убил сохатого, ступай по моему следу, спустись в овраг и принеси мясо...» Сестра надела лыжи, пошла, скатилась в овраг и убила сама себя стрелою. Тогда Егда взял сына и дочь и понес их в лес. Скоро в лесу он нашел дорогу, по которой всегда ходил медведь. И бросил здесь девочку. Дальше он нашел дорогу, где ходила тигрица, и бросил там мальчика, а сам пошел к реке и бросился в воду. Девочку подобрал медведь и стал с ней жить, как с женою, и мальчика подобрала тигрица и стала с ним жить, как с мужем. От первого брака произошли все удэхейцы. Второй брак был бездетным. Вот почему удэхейцы считают медведя своим родоначальником, вот почему оба эти животные и стали тотемными. Медведь дал людям законы для жизни, тигрица научила мальчика, где находить зверя и как охотиться на него.

По другим сведениям, медведь воспитал девочку и нашел ей мужа — человека. Мальчика же вскормила тигрица. Когда он подрос, она стала учить его охоте на зверя. Однажды он принес убитого им кабана. Тогда тигрица сказала ему: «Теперь ты можешь жить сам, я вскормила тебя. Поэтому на будущее время никогда не трогай тигров». Сказание говорит дальше. Как-то раз на охоте юноша, воспитанный тигром, увидел медведя и смертельно ранил его стрелою. Умирая, медведь сказал ему, что он был мужем его сестры, и сделал завещание: чтобы на будущее время никогда не давать сестре есть мясо медведя, убитого братом, чтобы женщина никогда не спала на шкуре его. Все это до сего времени строго соблюдается удэхейцами.

Теперь перейдем к празднику съедения головы медведя. Если медведь был убит далеко, то непременно надо взять его голову. Бросить голову — великий грех. Охотник, убивший медведя, собирает всех окрестных удэхейцев в свою юрту. Иные приезжают издалека.

Дня за два до праздника женщины приготовляют во множестве разные явства. Надо кормить всех гостей до отвала. Сваренную голову медведя завертывают в его же шкуру, шерстью наружу, и перевязывают тонкой веревкой. На этом празднике не должно быть спирта — это грех.

Когда гости все в сборе, охотник, убивший медведя, передает голову зверя любимому зятю. Последний, приняв ее, ставит перед собой на нары. Обычай требует, чтобы принявший голову некоторое время отказывался от сделанной ему чести. Его долго уговаривают. Наконец, уступив просьбам гостей, он подымает голову и прижимает к своей груди, затем ставит ее на прежнее место и разрезает ножом веревки. Развернув шкуру, он отделяет возможно большой ломоть мяса от щеки с наружной стороны головы, делит его на столько равных частей, сколько гостей присутствует на празднике. После этого он берет длинную заостренную палочку, надевает на нее мясо по одному кусочку и подает его по очереди каждому гостю, непременно обходя хозяина.

У кусунских удэхейцев самый старший в роде подает кусочек мяса на острие ножа, и первый кусок подается самому охотнику. При этом старик говорит свои пожелания счастливой охоты и на будущее время.

После этого медвежью голову едят все, кто хочет, кроме охотника и женщин. Великий грех уронить на пол мясо. Если хоть капля сала упадет на дерево, то место это выскабливается ножами и выжигается огнем. Когда череп будет совершенно очищен, хозяин опускается на одно колено. Против него, тоже на одно, становится тот, кто свежевал голову и раздавал гостям на палочке мясо. Этот последний, взяв в руки теперь уже голый череп медведя, с рычанием, изображающим рев зверя, быстро передает его в руки хозяина.

Хозяин, приняв череп, прижимает его к своей груди, выносит на улицу и укрепляет его на шесте так, чтобы не достали собаки.

Женщинам воспрещается присутствовать на празднике. Они уходят к соседям и возвращаются домой только тогда, когда голова будет вынесена из юрты.

Раз медведь олицетворяет сородича, то к нему, следовательно, применимы и все обычаи людей. Например, кости его хоронят, для чего делается особый гроб в виде сруба. Впоследствии удэхейцы стали медвежьи кости складывать в дупла деревьев и топить в реке. В тайге черепа медведей закладывают в развилки деревьев, повыше от земли, предварительно обвязав их мелкими хвойными ветками. Ветки эти имеют двоякое назначение: они изображают кожу с шерстью на голове зверя и замаскировывают череп от глаз хищных птиц.

Медведю, покусившемуся на жизнь охотника, полагается мстить так же, как и человеку. Если медведь растерзает охотника, то удэхейцы не успокоятся до тех пор, пока не убьют виноватого зверя. Только тогда душа усопшего попадет в царство теней. Догнав животное, охотники выкалывают ему глаза и обрубают когти, мясо его бросают на съедение воронам и собакам. Шкура бросается в лесу также. Люди вырезают у него сердце, поджаривают его на огне, разрезают на части и разбрасывают по сторонам. Это знак высшего пренебрежения и ненависти. Череп пробивается и вешается на дерево, поставленное для черта Окзо.

Третьим тотемным животным будет косатка Тэму. Тэму боятся все морские обитатели. Перед ней все трепещут, от нее нет спасения, и ластоногие (сивучи и нерпы) бегут и натыкаются на охотника. Вот почему удэхейцы, как только завидят косатку, молятся ей, просят не трогать их и бросают в воду спички, листочек табаку или кусочек сахару в виде жертвы. Они ужасно боятся пустых лодок, выброшенных волнением на берег. Это одежда, оболочка Тэму. Она сбросила ее с себя и пошла бродить по свету. Величайшей опасности подвергается человек, если вздумает присвоить себе такую лодку.

У удэхейцев много предрассудков и разных примет. Эти предрассудки пугают их, заставляют всего остерегаться, всего бояться. Например, нельзя носить унты из бычьей кожи — обидится сохатый. Белку можно жарить только вверх головою, а рыбу — обратно, вниз головою. Нельзя играть костями кита, выброшенными на берег, — море будет сердится. Нож, которым пришлось освежевать сивуча, нельзя носить при себе во время охоты на медведя. Нос соболя при снимании шкурки надо оставлять у животного; то же самое относится и к нерпе. Ранения и язвы нельзя показывать женщинам и т. д.

Ночное небо со множеством светил заставило лесных людей распределить все звезды на созвездия и создать свой зодиак: Млечный Путь — Буа-гидыни. Это следы лыж старого Канда и молодого Егда. Раньше небо было низко; Канда и Егда отправились, шли много лет; вдруг небо стало медленно подниматься и ушло ввысь, а охотники так и не вернулись на землю. Удэхейцы знают о том, что Полярная звезда — Буа-наммини— неподвижна и находится на севере. Большая Медведица — Цзали-бангяни — состоит из семи звезд: четыре образуют амбар (цзали), медведь идет к нему красть рыбу. А люди его преследуют. Кассиопея — Огбэ т. е. Семь девиц и т. д.

Высшее божество (Бо Эндули) никогда не снисходит к людям. Удэхейцу приходится иметь дело только с низшими богами. Если у него идет жизнь благополучно, значит, ему помогают родовые боги. Но иногда в его жизнь вторгаются злые духи и нарушают спокойствие. Вот почему при всяком несчастье, при всякой неудаче удэхеец забывает о существовании своего доброго бога и прежде всего старается изгнать черта. Иногда это удается ему сделать самостоятельно, но если черт силен и изгнать его он сам не может, то прибегает к помощи шамана (сама). Вот почему при всякой почти семье есть бубен, вот почему в каждой почти семье есть кто-нибудь, кто хоть немного умеет камланить. Но это далеко не шаманы. Шаманов очень мало; они все наперечет. «Он мало-мало шаман», — говорит удэхеец. «Он большой, крепкий шаман (сагды-самани)», — говорит он про настоящего шамана.

Шаманство не есть религия, это особая форма психоза, которая должна исчезнуть вместе с той почвой религиозного миросозерцания, на которой она зародилась. С нашей точки зрения, все шаманы неврастеники и дар свой получают наследственно.

На реке Амур и вообще в сфере влияния русских и китайцев шаманство стало быстро подвергаться разложению, и уже недалеко то время, «когда этнографы, лишившись живых видимых источников, должны будут, подобно историкам и археологам, пользоваться вещественными остатками для воссоздания быта, уже не существующего».

В глубине гор и лесов, в стороне от больших водных путей и грунтовых дорог, шаманство еще сохранилось. На Амуре шаманы пляшут для забавы по заказу, смеются сами и над ними смеются. Это ловкие люди, часто ленивые и не верящие тому, что сами прорицают во время камлания. В истоках рек, у самого подножия Сихотэ-Алиня, где удэхейцы сохранились в большой чистоте, там мы видим совсем иное отношение к шаманству.

Шаманство — это страдание, которое будет сопровождать человека всю жизнь. Настоящий шаман глубоко убежден, что духи являются к нему во сне и указывают, что надо сделать, чтобы помочь людям, как изгнать черта, как найти пропажу, дать добычливую охоту или исцелить тот или иной недуг.

Если молодой человек, еще не достигший полного физического развития, становится молчаливым, начинает задумываться, тосковать, худеть и плакать по ночам, его жалеют, ибо знают, что он будет шаманом.

В 1907 году в прибрежном районе на реке Кусуне я имел возможность видеть, как один юноша сделался шаманом. Когда родители поняли, каким тяжким и неизлечимым недугом он заболел, они послали за шаманом на реку Уленгоу. Если этого не сделать, человек будет худеть до тех пор, пока не умрет. Прибывший шаман в тот же вечер стал камланить и вызвал другого шамана с реки Нахтоху. По прибытии последнего они вдвоем вызвали третьего шамана с реки Такэмы. Вот все три шамана в сборе. Ночь они провели в бодрствовании, а перед рассветом после камлания по очереди погрузились в сон. Их никто не будил до тех пор, пока они сами не проснулись.

Когда встал последний шаман, они стали рассказывать друг другу свои сны. Один видел кости кита, другой — красную скалу, третий — сухостойный лес, много раковин, холодный источник, голую сопку и т. д. Сопоставляя виденное во сне, они старались угадать, где в ближайшем районе все это находится. В совещании принимали участие все старики и охотники, хорошо знающие окрестности. Наконец такое место было найдено. Это устье реки Суданэрл около мыса Арка. На следующий день шаманы отправились туда, захватив с собою и больного. Там ежедневно на рассвете, до восхода солнца, и вечером, после заката его, они силой заставили юношу камланить. Один шаман держал его за плечи, второй втискивал ему в руку колотушку и третий заставлял бить в бубен. С юношей каждый раз происходили сильные припадки, он в корчах кричал, метался и впадал в глубокие обмороки. Наконец после одного из таких насильственных камланий он погрузился в долгий и глубокий сон. Он спал и (по его словам) видел во сне духа, который сказал ему: «Ты будешь служить мне, а я стану помогать тебе». Когда юноша проснулся, он попросил бубен, сам стал бить в него колотушкой и запел шаманскую песню. Болезнь его прошла, и с этого момента он сделался шаманом.

Севон — это дух; севохи — изображение духа. Название их бурханами, идолами совершенно неправильно.

Обычно черт принимает вид какого-нибудь живого существа и в таком виде входит в человека и мучает его. Например, судороги, удушья по ночам, истерика, нервные припадки и т. д. Из всех болезней самая страшная — падучая с судорогами. Это лисица — чигали. Видеть ее нельзя. Она — севохи злого духа. Проникнув в тело человека, чигали тянут жилы. Не всякий шаман может изгнать эту лисицу. Это делается в полночь, при затушенном костре. Заблаговременно из сухой травы по указанию шамана делается изображение лисицы, которое называется фуданку. После камлания фуданку чигали при криках «Эге-э-э!» выносится наружу, ставится где-нибудь подальше в стороне; иногда фуданку разрывают на части и развеивают по ветру. Так делал шаман на реке Такэме в 907 году.

...Жилище шамана обставляется особыми севонами. На самом видном месте стоит огромный севохи — мангни (в слове «мангни» буквы «нг» произносятся вместе с носовым звуком. Прим. В. К. Арсеньева), именно тот, которому служит шаман и который помогает шаману в камлании. У него на груди сделаны изображения металлических зеркал. В них отражаются злые духи, приближающиеся к дому шамана. Мангни пустотелый, что означает голод. Он должен пожрать черта. Сердце сделано в виде птицы. Оно должно трепетать так, как бьется привязанная за ноги птица. Сбоку — изображение жабы. Без этого знака севохи будет безжизненным куском дерева. На ногах вырезаны ящерицы (эхелля) — символы быстрого движения. Ноги должны двигаться так же быстро, как бегают ящерицы в теплый солнечный день. Руки обернуты змеями, чтобы они не были ломкими; на руках — шесть пальцев, чтобы он крепче держал в руке копье, и т. д. Рядом с мангни стоят два его помощника об одной ноге. На голове у них прикреплены огромные пешни вроде мечей. Они без рук, чтобы всю силу удара могли сосредоточить в голову.

Множество изображений медведей, тигров, людей разбросано там и сям по земле. Черепа медведей, медвежьи лапы повешены на деревья и т. д. Перед юртой стоят выкорчеванные пни, воткнутые в землю стволами и вверх корнями (накасэ). На этих пнях вырезаны грубые подобия человеческих лиц, самые корни изображают волосы.

Тут же, где-нибудь поблизости, стоят две или три лиственницы без сучьев и с кольцевыми вырезами по коре. Иногда на лиственницах укреплены деревянные птицы — куан. На дороге, ведущей к юрте, стоят колья с изображением человеческих голов (цзайгда); они тоже ограждают жилище шамана от посягательств черта. Необходимой принадлежностью шаманского костюма является короткая юбка из нерпичьей кожи, отороченная по подолу цветной полосой, на которой опять-таки нашиты люди, звери и птицы.

Черта надо запугать сильным шумом, для чего шаман надевает тяжелый пояс, увешанный сзади множеством железных трубок, подымающих во время пляски неистовый лязг. Его надо запугать страшным видом, для чего служит маска, отороченная мехом медведя. Черта может прогнать только гром. Этот гром шаман изображает с помощью бубна (ункту). Бубен представляет собой обруч, обтянутый с одной стороны кожей, а с другой имеются веревочные крестовины в виде змей, обращенных в разные стороны головами. Шаман держит бубен в одной руке за крестовины, а в другой — колотушку в виде тоненького загнутого валька, обтянутую мехом выдры, с изображением быстроногих ящериц. В бубне таится великая сила — гром. Когда она оставляет бубен, кожа с треском лопается. Это великое несчастье. Шаману угрожает великое несчастье. Тогда черт имеет свободный доступ в его жилище. Для предохранения бубна от порчи его держат в берестяном футляре, на котором изображены змея с крыльями (агды), медведь (мафа), тигр (амба), бездна (сункта) и властитель морей (Тэму).

Удэгейцы полагают, что у каждого человека есть две тени: одна световая, другая — астральная. Последняя имеет вид человека, которому она принадлежит. Если тень его оставит, он теряет рассудок и становится сумасшедшим. Тень удаляется в загробный мир. Не всякий шаман может вернуть ее обратно. Это чрезвычайно трудное дело и под силу только очень сильному шаману.

В 1909 году зимой я шел по реке Анюю, около притока ее Тормасунь мне удалось присутствовать при одном таком камлании. Дело было так. Один молодой удэхеец шел при луне по льду реки и вдруг увидел, что от него отделился такой же человек, как он сам, и бросился в сторону. Больной страшно испугался, еле добрался до своей юрты, лег на пол и стал заговариваться. Тотчас родные послали за шаманом, который, к счастью, оказался живущим недалеко. Всю ночь и весь следующий день больной метался в бреду. Вид у него был дикий, испуганный и растерянный.

На третий день, когда на западе угасли последние отблески вечерней зари, пришел шаман, и начались приготовления к камланию. Женщины взяли листья багульника, зажгли их так, чтобы они не горели, а тлели, и поставили к ногам шамана. По всей юрте распространился едкий ароматичный дым смолистого растения. Затем два удэхейца взяли в руки тлеющие листья багульника и стали ими обтирать одежду шамана, начиная от головы и кончая подошвами его обуви. Пока делались эти приготовления, одна старуха нагревала кожу бубна над огнем и слабыми ударами колотушки пробовала, достаточно ли она натянулась.

Огонь в юрте был притушен, в очаге оставались одни только тлеющие угли. Наконец очищения были окончены. Шаман надел юбку, нагрудник, на голову нацепил длинные ленты из стружек и подвязал позвонки к поясу. Он сел у огня по-турецки и, прислонив лицо к коже бубна, начал петь свою песню. Пение его было похоже на плач и чрезвычайно напоминало мне голошенье (причитанье), которое в детстве приходилось мне слышать в деревне у русских женщин на могилах их родственников. Наконец началось и самое камлание. Шаман встал, начал сильно бить в бубен, он как будто пел и плакал в то же время. Он сильно потрясал позвонками и плясал вокруг угасшего огня. Пение его становилось громче, удары в бубен сильнее и пляска неистовее. От музыки его становилось жутко. Он говорил неясные и не всем понятные слова. Шаман летел в загробный мир. Севон, которому он служил, помогал ему в этом трудном путешествии. На дороге встречалось ему множество препятствий. Он блуждал в горах, попадал в болота, шел по лесу во время тумана, то переплывал реки, то встречал тигра и т. д.

Глаза шамана были закрыты, лицо покрывалось потом и имело изможденный вид. Но вот он достиг царства теней. Пение его стало тихим, печальным. Теперь шаман стоял на коленях. На минуту он замолчал. Присутствующие сообщили, что сейчас шаман приступит к отыскиванию тени. Перед ним много теней; это души умерших, и все они похожи друг на друга, только травматические повреждения, которые когда-либо человек получил в бытность его на земле, сохраняются и по ту сторону смерти. Шаман должен среди них отыскать пропавшую. Вдруг он заговорил: «Больной десять лет тому назад порезал ногу, у него шрам на правой ступне». Родственники не подтвердили. «У него на правом плече родимое пятно»... «Неверно», — отвечала мать... «На левой ноге раньше мизинец был отморожен»... «Да, это было», — сказал отец. "На охоте медведь помял его, следы когтей остались у него около бедра, с левой стороны«.— «Тоже было». — «Ребенком он ушиб колено» и т. д. По этим признакам шаман нашел душу. Тогда он поднялся и стал подходить к больному с пляской.

Сумасшедший пришел в большое волнение: он бился, стонал, царапал себе грудь, но не вставал с земли. Шаман вытянул над огнем свой бубен, и вдруг я увидел на нем какое-то небольшое черное животное, похожее на мышь. Зверек быстро бегал по кругу и, несмотря на то что шаман наклонял бубен, маленькое животное царапалось по коже и взбиралось к обручу, не падая на землю. Тогда шаман направился к душевнобольному и быстро сбросил черное животное на раскрытую грудь бесноватого. Женщины быстро запахнули халат. После этого шаман взял прутик, привязал к нему обрывок бересты, намазанный сажей, и стал читать свои заклинания, несколько раз проводя этой берестой по лежащему на земле больному от головы до ног и обратно. Обряд был кончен — тень найдена и возвращена человеку.

Теперь шаману предстояло спуститься на землю. Иногда спуск бывает медленный, тихий, спокойный, иногда на пути встречаются опять препятствия. Иногда же спуск бывает быстрый и похожий на падение. В данном случае шаман метался, кружился, затем прыгнул в самую середину огня и ногами разметал уголья в разные стороны. Шаман упал на землю и тотчас же заснул. Больной спал тоже. На другое утро он выздоровел совершенно.

По представлению удэхейца, все живое на земле имеет душу. Со смертью душа оставляет тело, но не уходит далеко, а витает некоторое время около юрты, ожидая, когда шаман отведет ее в загробный мир. Если шаман не доставит душу на тот свет, то она будет скитаться по земле и перейдет во власть черта, сама сделается чертом и будет вечно мстить своему роду.

Загробный мир (буни) находится очень далеко, в той стране, где солнце во время заката скрывается за горизонтом.

Там душа в течение одного поколения живет такою же жизнью, как и на земле, люди так же ловят рыбу, так же охотятся, женятся и снова умирают. После второй смерти душа становится меньше и уносится еще дальше на запад, где снова живет одно поколение, опять умирает и опять летит на запад, к заходящему солнцу, становится все меньше и меньше, пока и совсем не исчезнет. Вот почему на могилу покойного кладутся все его вещи. Все они должны быть поломаны, изорваны и вообще испорчены. Вещи эти будут нужны покойному и на том свете, как и на этом.

Как только человек начинает умирать, его предоставляют самому себе. Все люди уходят из юрты и не возвращаются до тех пор, пока умирающий не испустит последнего вздоха. Тогда покойника начинают одевать: мужчин одевают в нечетное число пар одежд, женщин — в четное.

После смерти умершего тотчас выносят из дома. Над умершим спешно ставится маленькая юрта, которая со всех сторон окружается стружками (котептеляни), прикрепленными к жердям и палкам. Эти стружки изображают пламя и охраняют душу от посягательств злого духа. Со смерти покойника в доме его родственников бессменно должны быть посторонние люди, которые постоянно должны говорить, в противном случае в юрте умершего найдет себе пристанище черт Окзо.

Отца хоронить непременно должен старший сын, в отсутствие его — младший, наконец, кто-либо из родичей, и только в отсутствие этих последних — чужеродцы. Хоронят безотлагательно и тотчас же, как все будет готово. Покойника кладут в гроб, сделанный в виде лодки, потому что душе придется переплывать моря и реки, а голова обкладывается мхом, высушенным на огне. В ноги кладут разбитый котел, а в изголовье и по сторонам — спички, ложку, разбитую чашку, трубку и маленькую котомку для загробного путешествия. Покойника обертывают материей, если есть таковая, и кладут в гроб, который сверху забивается досками, обертывается берестой, обвязывается ремнями и ставится на два пня, на аршин от поверхности земли. Над гробом делается крыша из досок или корья, чтобы дождевая вода не могла туда проникнуть. Под крышу кладутся нарты, лыжи, копье, стрелы, оморочка, сетка, острога, весла и т. д. Ружье посылать нельзя, потому что с этим ружьем душа не попадет в царство теней.

Гроб ставится так, чтобы покойник головою лежал на запад, а ногами к востоку, лицом к восходящему солнцу. Впереди гробницы нередко выставляются севохи, опять-таки как результат снов шамана или снов ближайших родственников, и в особенности в том случае, если во сне явился сам покойник.

Во все время от момента смерти до окончания похорон, что занимает около трех суток, необходимо время от времени камланить и отгонять черта от души усопшего.

Если появится оспа или другая какая-нибудь заразная болезнь, тогда удэхейцы торопятся хоронить покойников и всех без исключения закапывают в землю.

Детей всегда хоронят на воздухе, но гробы не ставят под крышу, а укрепляют в развилках между двумя деревьями. Если гроб ребенка закопать в землю, женщина более не будет иметь детей.

Как только обряд погребения совершен, все люди, кто прикасался к покойнику, совершают омовение головы и рук и бросают в огонь всю свою одежду, равно бросаются также и все те предметы, которые употреблялись при работе: топоры, пила, нарты и лодка, если на ней перевозили гроб за реку.

На могилы своих родственников удэхейцы никогда не ходят, вблизи их они не охотятся, не стреляют, не рубят деревьев, не мнут траву и не собирают ягод. Вся семья усопшего, а равно и все родственники носят траур. Женщины распускают свои косы и нашивают на одежду белые полоски.

Мужчины вместо двух кос носят одну и тоже вплетают в нее белую тесемку.

В юрте, на том месте, где жил усопший, вешается его совершенно неодеванная одежда и около нее ставятся новые унты, набитые травою. В течение семи дней каждый раз при еде на то место, где жил раньше покойник, ставится чашка с пищею. Когда поедят все люди, чашка выносится и содержимое в ней разбрасывается по тайге. Затем начинают привыкать, что человека этого нет в доме, и об умершем мало-помалу забывают. Место усопшего в юрте занимает кто-либо из семьи, и все по-прежнему входит в колею обычной жизни.

Владимир Клавдиевич АРСЕНЬЕВ

Печатается по книге В. К. Арсеньев. //Избранные произведения. Хабаровское книжное  издательство. 1998. 2-й том. Редактор-составитель В. С. Шевченко