Словесница Искусств

Постижение мира художника наиболее существенно в его мастерской. Именно здесь он создает ценностное для себя окружение, через видение, осязание которого, вслушиваясь в скупой комментарий, можно надеяться почувствовать личность мастера. Реальное время остановлено в мастерской Геннадия Захаркина. Картинное пространство отражает неспешность бытия, заставляет ощутить вкус к тихому созерцанию.

В обзоре зональной выставки 1981 года художественная критика отметила графику Г. Захаркина: «Карандашный рисунок с его модуляцией нюансов тона, светотени позволяет художнику передать глубоко личное переживанием мотивов, сюжетов, к которым он обращается... События, сюжеты, пропущеные через сердце художника, получают глубокую личностную окраску».

Теперь штрих художника претерпел качественную трансформацию так, что белый лист представляется вселенским пространством, которое рождает образы драматургии настоящего Земли. С болью высказано художником прощание-предупреждение человечеству серией графических работ: «Симфония разрушения», «Забвение», «Перерождение», «Возрождение», «Симфония конца века» и другие. Лишенная образов, захламленная земная материя — метафора человеческой агрессии, пошлости, социально-политической фальши. Энергия зла, явленная человеком, вызывает к жизни физически отвратительные существа...

О. П.: — Не слишком ли категорична оценка современности?

Г. З.: — Думаю, нет. Это плод размышлений о том, что я видел, путешествуя по Амуру. В основе графических образов невыдуманная реальность. К сожалению, все стремительнее развивается тенденция к ненависти. Человек становится разрушителем, и самое страшное, что сам он этого не осознает. Я хочу, чтобы человек стал оберегом для себя, для своего дома, для своей планеты. Может быть, поэтому такая резкость в серии графических листов, но эти образы возникают непроизвольно, из подсознательных ощущений. Я не могу дать им названия, и есть острое желание избавиться от них...

О. П.: — Геннадий, в одной из твоих последних работ появляется замечательный образ коня-ветра, который материализуется из глубины листа и стремится преодолеть его границы. Этот конь, на мой взгляд, как метафора свободной воли художника, его творческих порывов.

Г. З.: — Для меня этот образ связан прежде всего с впечатлениями от поэзии Владимира Высоцкого, Сергея Есенина. А путы, мешающие коню, не только внешние диссонансы и ограничения, а внутреннее, порой необъяснимое сдерживание порывов.

О. П.: — Геннадий, так хочется прикоснуться к загадочности художественного воображения. Как, например, возник образ неуклюжей, непонятной машины — уродца из работы «Симфония конца века»?

Г. З.: — Знакомые летчики привели меня на военный аэродром, где я и увидел эту заброшенную машину. Я ее просто запечатлел, в ней нет ничего надуманного, преувеличенного. Но в работе отражено то, как люди наделяют вещи разрушительной функцией, делают их предметом своей агрессии.

О. П.: — Хотелось бы поговорить о твоих натюрмортах, об их неторопливой интонации разговора. Вот, например, триптих «Натюрморты», композиция которого составлена из бытовых вещей. Чувствуешь не обыденную перекличку кухонных предметов, а спокойную и торжественную мелодию осознанности вещи в себе, значимой и необходимой в бытие человеческом. Четкое расположение вертикальных и горизонтальных плоскостей подчеркивает вневременную устойчивость их существования. Безупречная организация в пространстве соотношений линий, формы, цвета дает ощущение покоя. Поэзия вечной мелодии жизни, размеренной, как ритм часов, теплой, как дерево. Геннадий, какова мера предопределенности такой гармонии?

Г. З.: — Идея возникает от самого предмета, его структурного качества. Я представляю его как осмысленное взаимосочетание внешнего контура, объема, фактуры, цвета с его предназначенностью. А вокруг этого рождается композиция по внутренним и внешним связям как пластических, так и символически знаковых. Возможно, поэтому так странен для многих натюрморт «Бокал вина с Мадонной». Зеленая бутылка из нашей родной действительности, Мадонна эпохи Возрождения и японский зонтик.

О. П.: — Входя в твой художественный мир, испытываешь одновременно и удивление, и особое уважение: твое творчество не конъюнктурно, оно не рассчитано на массовый вкус потребителя. И есть принципиальная верность единственной теме — реальность природы и человека. Геннадий, а что является для тебя идеалом, лирическим героем?

Г. З.: — Мир природы, его многообразие форм, пластическая простота. Именно это для меня источник ощущений, мыслей. В масках, которые я делаю, соотнесенность природной формы и некоторые качества человека. Это осторожное прикосновение к материалу и попытка высветить эти связи. А лирический герой — простой человек. От природы он чист, неглуп, но как-то порой неказист в своих проявлениях. Я его одновременно и люблю, и жалею...

Ольга ПРИВАЛОВА,
искусствовед

Геннадий Захаркин живет и работает в Комсомольске-на-Амуре.

Родился в 1945 году. Окончил Владивостокское художественное училище и Дальневосточный институт искусств, факультет живописи. С 1996 года — член Союза художников России. В разные годы участвовал в городских, краевых, зональных и региональных выставках. Вместе с другими художниками Комсомольска-на-Амуре представлял свои работы на выставке графики в городе Иокогама (Япония).

В сентябре 2000 года состоялась его персональная выставка в музее изобразительных искусств Комсомольска-на-Амуре.