Бессмертник

Эсклибрис Виталия Холодка

Уходим на север

Сегодня идем на север.
Через час мы уйдем на север.
Из глаз, как из рук,
           уроним
Родных и любимых — всех...
Дрожит в нетерпенье сейнер.
Дизеля сотрясают сейнер.
Ложится тепло и тихо
На жесткие губы
           снег...
Море Беринга справа будет.
Море Беринга слева будет.
Косматое море Беринга
Будет внизу у нас...
Ах, какое вам дело,
          люди!
Ну какое вам дело,
          люди,
До нашей неистребимой,
Чугунной тоски о вас!
С рассвета и до рассвета,
С рассвета и до рассвета
Чья-то шхуна серого цвета,
Как мурена,
           пойдет по пятам.
Нас обсыплет она сетями.
Будет цепко следить за нами,
Желтолицый ее капитан.
Он вежлив отменно -
           синдо.
Он очень внимателен -
           синдо.
И сети порвет он в клочья
И справится, как живем!
Есть у него примета -
Мозоли
           от пистолета,
Мозоли
           от палки бамбуковой -
К нему попадись
           живьем!..
Но нас не возьмешь “на пушку”.
Что?
           Рыбака «на пушку»?!
Нам трал принесет удачу
Четырнадцать раз
           подряд.
Пусть посинеет от зависти,
Пусть задохнется от зависти,
Пусть захлебнется
            злостью
Старый морской пират!
... На сотые сутки
штурман,
Мальчишка безусый -
штурман,
Заплачет наш третий
            штурман
И станет курить табак.
Пусть привыкает
            к мужеству.
Он должен привыкнуть
           к мужеству,
Обязан привыкнуть к мужеству -
Недаром же он
           рыбак!..
А мы его не осудим.
Никто его не осудит:
Каждый из нас
           когда-то
Плакал
          в последний раз.
Мы глохли,
          как глохнут от боли,
Как глохнут от дикой боли:
На сотые сутки,
          люди,
Мы не могли
          без вас...
Сегодня идем на север.
Через час мы уйдем на север.
Из глаз,
           как из рук, уроним
Родных и любимых -
          всех...
Дизеля сотрясают сейнер,
Дрожит в нетерпенье
          сейнер.
Ложится тепло и тихо
На жесткие губы
          снег.

Эсклибрис Виталия Холодка

БАЗАР

Скрипят колеса и полозья,
Ложится иней серебром:
Сама зима на рынок свозит
Прибереженное добро.

Тут шишек полчища кедровых,
И, медным блеском тяжелы,
Как пистолетные патроны,
Легли орехи на столы.

И туши дыбятся устало,
И, занимая целый ряд,

Пласты мороженого сала
Китайским городом стоят.

А дальше глянете — и властно
Вас позовут издалека
Те, цвета сливочного масла,
Круги литого молока.

А дальше — праздничная мелочь
Надолго в плен вас заберет:
Грибки в бачке заиндевелом,
Невероятной глыбой мед...

Но сердце зимнего базара,
Триумф хабаровской зимы -
Полупудовые сазаны
И трехаршинные сомы.

Тут меж сигов пятнистый угорь -
Угрюмый, каторжник, бандит -
Глазами черными, как уголь,
С недоумением глядит.

Здесь треволнения и давка
Сегодня будут целый день.
Здесь гордость рыбного прилавка
Его Величество Таймень.

Его б в музей — не для обеда.
Поди, достань его со дна...
Вы на плюгавенького деда
Глядите, как на колдуна...

А надо всем базаром реют
Платки, ушанки, башлыки.
Домохозяйки здесь добреют
И молодеют старики.

И день уже на развороте,
И, торопясь домой скорей,
Вы что-то гордое несете
На самом дне души своей.

Эсклибрис Виталия Холодка

***

Есть у меня два дома.
В суете
Один. И в нем живу я от рожденья,
Работаю и ем,
     и сплю
          и в воскресенья
Встречаю в нем
          взыскательных гостей.
Два дома у меня.
         Который год
В одном из них
         смятенье верховодит,
Без стука входит кто-то
         и выходит,
Не объявив, надолго ли идет.
Есть у меня два дома.
          В этот дом
Прийти любой имеет право.
          (Адрес
Есть в справочном
и есть в отделе кадров).
Пусть ночь, пусть день, -
          пришельца встретит в нем
Сумятица вещей,
          кроватей, книг -
Ненужные
         и нужные — все вместе.
Столпотворенье встреч, разлук.
         От них
Не улететь мне, не уехать.
          Если
Всего на миг забудусь только — и
Их гнет сильнее:
          ведь они — мои!
Но есть другой.
          Его я ставил сам
 На берегу большой реки
         таежной,
На высоте, —
          из бревен (их теченьем
Неодолимым
          принесло с верховья).
И пол я в нем сработал
          из досок —
Таких отличных, что могли б кунгасу
Бортами быть упругими...
Но красить
Не стал: пусть пахнут речкой и тайгой.
Не дранковал,
          не штукатурил стен
И не белил известкой белой —
          бревна,
Ошкуренные лишь,
и днем темны
И тоже пахнут речкой и тайгой.
Там у окна стоит рабочий
          стол.
Он крепконог,
     широкоплеч,
          просторен —
Не сдвинешь запросто.
Я распахнул окно
Дождям, тайге и ветру —
          навсегда.
Есть в доме снасть (нехитрая) на рыбу,
Винчестер, чтоб отбиться
          от медведя,
И котелок, чтоб приготовить ужин,
Когда померкнет поздняя заря.
И только самым избранным друзьям
Тропа к нему известна
          да любимой
С глазами молодыми,
         с горькой складкой
У рта,
     привядшего
          в тревогах и любви.
Я по походке узнаю: они!
По голосам — они!
          они! — по смеху.
И выхожу встречать,
          не убирая
Исчерканных страничек
          со стола.
Два дома у меня.
Который год
В одном из них
          смятение живет.
Быть долго без него я не могу.
Мучительно и радостно
          мне это:
Сумятица людей,
          смешенье света,
Вещей и дел, и песен...
          Но не лгу —
Когда бы не было второго
          у меня, —
На свете я
          не прожил бы и дня.