Реки, наполняющие вечность...

...Удэгейский поселок Гвасюги лежит у самого сердца Сихотэ-Алиня. Здесь, на этой божественной земле, среди живого биения родников, гомона птиц, трубного рева изюбров, хриплого рыка вепря и рычания тигра, среди долгого, как завывание метели, волчьего воя и завораживающего воркования горлицы, здесь, по звуку и возгласу, капельками, трепетом костра, шуршанием падающих листьев, движением корневищ средь каменных глыб, шумом полуночного дождя, дыханием лунной ночи, выговором живого чувства, рожденного в самых сокровенных глубинах сердца, здесь он и зарождался — живой, искрящийся, переливающийся, движущийся, как лодка в стремительных струях Хора, — мудрый удэгейский язык.

С великим трудом, остановками, заторами наш автомобиль вырвался из лабиринтов суетного города на все более затихающую окраину. Перед глазами в небесной просеке все явственнее стала проступать синева. Деревья, кустарники и трава стали по-настоящему зелеными, а небо стало истинно лазурным.

Авторы  удэгейского букваря М. Ходаковская, Ю. Дунский,  В. Калундзюга...Наступает оглушающая тишина. Ты, уже привыкший к мерно гудящему гулу работающего мотора, в первые секунды как будто бы ничего не понимаешь. А это просто водитель выключил двигатель, и машина с тихим шорохом колес движется по шоссе, замедляя свой ход.

Лесная поляна полна тихого звона, до небес наполняющего всю бесконечность таежного обиталища. На несколько минут мы падаем в траву, с головой погружаясь в этот дивный звон, полет золотых жуков, шелест и трепет листвы. Едва покачивается живой шатер над головою. И сквозь него сочится небесная синева и солнечное сияние. Вдруг странный шорох крыльев, а через несколько секунд — глухое неторопливое воркование тёмно-синей птицы...

Дорога ведёт все выше. Мы в царстве тайги и гор Сихотэ-Алиня. Сопки, ключи и реки, птицы и звери, испокон обитающие здесь, — его дети. Если вам посчастливится подняться на вершину горы, обратите внимание на изумрудную зелень: крошечные кустики ее взъерошены, как иголки у насторожившегося ежика. Это карликовые кустики кедрового стланика почти невидимыми кореньями вцепились в расщелины скал и живут здесь, на самой грани жизни и смерти...

Миновав две небольших развилки, наша дорога пошла под уклон, качаясь то влево, то вправо, как медведь-увалень, охмелевший после трапезы у гнезда диких пчел, которое он нашел в липовой роще и от которого едва унес ноги. И первые дома, и первые ограды появились среди расступившегося леса как-то неожиданно. Подумалось, что это какая-то таежная заимка — небольшие рубленые дома, потемневшие от времени, показывались не сразу, а один за другим. Потом слева от дороги посреди улицы мы увидели гору напиленных и сваленных около одной из усадеб чурок. На самом верху, как царственный патриарх, стоял диковинной красоты рогатый козел, уставившись на нашу машину. А чуть пониже, как и подобает существам более слабым, расположились козочки и козлята. За изгородью из жердей в соседнем дворе стояла сытая лошадь. Две охотничьих лайки отдыхали на дороге. Они неторопливо, с достоинством, поднялись, отошли на обочину и молча проводили нас взглядами. В одном из палисадов уже полыхала так быстро и рано созревающая в этих местах рябина — ее высокий куст, украшенный мерцающими ягодами, напомнил мне увиденного рябчика в чаще, сверкнувшего надбровьями и своим опереньем в меняющихся лучах солнца.

Машина проехала метров триста и уткнулась в небольшую речку. Это была Гвасюгинка. Мы остановились в самом центре удэгейского поселка — Гвасюги. Первые, кого мы увидели, были две девочки. Одна из них — беленькая, веснушчатая, со вздернутым носиком и открытой улыбкой, другая — смугленькая, тоже улыбчивая. Их детские голоса звенели так дивно на берегу, а игра была незатейливой. Как и все девочки на свете, они играли с куколками, в доме у них «все было по-настоящему»: горел очаг, что-то варилось, они баюкали детей и разговаривали с ними. А рядом лежали две большие и добродушные собаки, слушали девочек и, похоже, тоже были увлечены их игрой. Затененная прибрежными кустами густого ивняка и высокой черемухи, метрах в десяти беззвучно струилась одна из небольших проточек Гвасюгинки, будто бы ее дочка, с характером тихим и самостоятельным. Эта проточка, метров семь шириной и в ладонь глубиной, струилась совсем бесшумно. Миллионы разноцветных камешков, обкатанных горной водой, плотно устилали ее дно, сверкая, вспыхивая, угасая и оживая. Это мерцающее полотно напоминало живую рыбку с разноцветной чешуей, которая затаилась и лишь едва дышит, и тихо дотрагивалось до низко опущенных веток черемухи, пронося на недремлющей поверхности редкие зеленые и желтеющие листья...

Проточка тут же вливается в Гвасюгинку, не замерзающую, несмотря на крохотную глубину, даже в самые лютые морозы. Через неё переброшен небольшой дощатый мосток — из одной половины поселка на другую, прибрежную, которая, таким образом, оказалась как бы на сотворенном природой острове — между полноводным и могучим Хором и его младшей сестрой — Гвасюгинкой. Случаются годы, когда в горах, в самых верховьях Хора, выпадает много снега. В такие снежные зимы скалистый Сихотэ-Алинь ослепителен и неповторим, он напоминает или белого седого старика, или поседевшего юношу, который не ведает старости. Его сила и буйство столь велики и неукротимы, что человек бессилен противостоять им. В такие годы Хор вздыбливается, как обезумевший лось. С верховьев он бешено скачет по горам, летит сквозь ущелья, завалы и заломы, все сокрушая на пути, проламывается сквозь чащи, урочища и рощи... И нет тогда спасения здесь никому — ни птице, ни зверю, ни человеку. В такую пору меняется до неузнаваемости и Гвасюгинка, которую даже на лодке пересечь страшно, и люди нередко остаются отрезанными от другой части поселка до того времени, когда успокоится буйный Хор и войдет в свои берега Гвасюгинка.

Около одного из дворов дети играли в волейбол, в поселке редко увидишь прохожих или праздно шатающихся людей, все заняты делом. Исконные занятия — рыбалка и охота во многом и сегодня одевают, обувают и кормят жителей. У каждого двора — небольшой огородик, непременно цветы в палисаднике. В двадцати-тридцати метрах от переброшенного через Гвасюгинку мостика стоит деревянный дом, где живет Валентина Тунсяновна Калундзюга, сказительница, рыбачка, многие годы — бессменный председатель поселкового совета, а затем и глава администрации поселка Гвасюги. Всего лет пять назад она сложила эти полномочия.

Примерно четверть века назад, когда Валентина Тунсяновна начала записывать услышанные в детстве сказки и сочинять сказки сама, а затем и выпустила в свет свою первую книжку «Два солнца», у нее родилась мысль о создании удэгейского букваря. Долгие годы она вынашивала её, осознавая, какая эта огромная работа. Она знала, как нелегко дается всем удэгейским детям грамота, и мечтала подарить им букварь. В нём было бы все то, что дорого ей самой — Гвасюгинка, на берегу которой она выросла, и этот мосток, и сказки, и деревья, и горы, и птицы — все, что с детства заполнило ее трепетную душу, что согревает, дарует мгновения радости и счастья.

Долгими вечерами и ночами, после повседневных дел и забот, на белых листах бумаги при электрическом свете, а чаще всего при коптилке, по одной буковке, по отдельному слову она начала рисовать первый удэгейский букварь. Именно рисовала... Каждой буковке, слову, птице, деревцу она дарила свое дыхание, трепет своего сердца, тревоги, радости и заботы. Во все, что было запечатлено на этих, теперь уже пожелтевших от времени листках, она вкладывала свои опыт, мировидение, надежды и проблески души...

И вот я держу в руках первый экземпляр того самого букваря, который был задуман Валентиной Тунсяновной очень давно. Кажется, прошло целое тысячелетие. Много воды утекло с тех пор, многие камни перенес с одного места на другое неукротимый и своенравный Хор. Но мечта — светлая и прекрасная, чистая, как небесная лазурь, и животрепещущая, как струя Гвасюгинки, — осуществилась! В январе 1999 года Хабаровским книжным издательством букварь был издан — многоцветный, праздничный, радостный, полыхающий всеми цветами радуги...

Букварь прошел большие и очень серьезные испытания. Не хватало несколько букв, которые надо было нарисовать, так как они существуют лишь в удэгейском алфавите. Потом их надо было отлить в Ленинграде, чтобы получить необходимые шрифты для печати. Нужна была научная экспертиза, необходимы были деньги. А тут началась перестройка, а за нею — перестройка перестройки...

Хабаровские художники Юрий Иванович Дунский и Сергей Александрович Чешкин, работая над удэгейским букварем, воплотили заново почти все, что было сделано и задумано автором. Появился такой букварь, о котором мечтает каждый ребенок, идущий в школу. Большой вклад в создание букваря внесли Маргарита Николаевна Ходаковская, редактор-методист и автор разработки добукварного периода. Неоценимую поддержку и помощь Валентине Тунсяновне оказал Михаил Дмитриевич Симонов, кандидат филологических наук, научный консультант издания, сотрудник института истории, этнографии и филологии Сибирского филиала Российской академии наук. Его поддержка давала надежды и силы Валентине Тунсяновне. Разработка шрифта, набор и верстка осуществлены Филиппом Дунским.

Почти все программы, касающиеся дальнейшего укрепления и развития жизни, быта, науки и культуры коренных народов Хабаровского края, всегда находят живой интерес у администрации нашего края. Финансирование и издание удэгейского букваря проходило под постоянным вниманием губернатора Виктора Ивановича Ишаева. Когда немногочисленная делегация хабаровчан — художники, работники книжного издательства, представители администрации края, Маргарита Николаевна Ходаковская, Михаил Дмитриевич Симонов — приехала в Гвасюги с новеньким букварем, в поселке был большой праздник. Это радостное событие проходило в школе, во дворе которой стоит памятник замечательному удэгейскому писателю Джанси Кимонко. Все дети-первоклассники из рук автора букваря Валентины Тунсяновны Калундзюга получили первый учебник в своей жизни. Сколько прекрасных чувств выражали их лица! Счастьем и радостью светилось лицо благородного человека — Валентины Тунсяновны Калундзюга. Самые теплые и проникновенные слова благодарности звучали в адрес автора букваря и его создателей.

Работая над букварем, мы несколько раз бывали в Гвасюгах в разную пору. В конце лета, когда у каждого деревца, за каждым пеньком можно увидеть по грибу, да и не по одному, нас освистал шустренький бурундучок, сбросивший с кедра большущую шишку. Были мы здесь в пору золотого осеннего листопада, когда природа так щедро дарует свою, расцвеченную всеми красками, волнующую красоту. С Юрием Дунским однажды мы вышли на тихий берег Хора в предвечернее время, когда закатный огонь уже набрал силу и сверкающие мечи полыхнули в темных глубинах реки. Зачарованные красотой, мы стояли на берегу, наблюдая движение могучего напора воды и игру красок.

Большое счастье жить здесь, ходить по этой земле, даже просто стоять под этими большими деревьями у реки и смотреть на воду...

Николай КАБУШКИН,
редактор Хабаровского книжного издательства